Серафиме Кривощаповой 83 года. Она труженица тыла и многое могла бы рассказать о тяжелых военных годах. Но, к сожалению, наша с ней встреча состоялась совсем по другому поводу. Более страшному, чем ее военное детство. Дело в том, что уже третью неделю Серафима Васильевна живет в квартире у соседей по подъезду, а не у себя дома, откуда ее выгнала родная дочь.
Наша героиня оказалась в Ангарске десять лет назад. Тогда она продала дом и хозяйство в своей родной деревне Чуриново в Красноярском крае и, приехав, всё, что у нее было, отдала дочери. Но рвать с привычным бытом не собиралась, месяца по четыре в год живя в деревне, пока это было возможно. Но однажды после работы у дочери на даче Серафима Васильевна почувствовала себя плохо – давление: в результате она ослепла на правый глаз и передвигаться теперь может только с помощью палки. А если учесть, что бабушка глуха на одно ухо – военное наследие, сделавшее ее инвалидом еще в юности, то становится ясно, что далекие прогулки, а тем более поездки в другие населенные пункты остались для нее в прошлом. Но это уже не устраивало ее дочь Валентину.
С тех пор жизнь для Серафимы Кривощаповой превратилась в непрекращающийся кошмар. Самая незначительная из обид, причиненных ей, – то, что семья забрала у нее все сбережения – 50 тысяч, которые откладывались на похороны. По словам Серафимы Васильевны, сватья объяснила свою «заботу» тем, что у бабушки деньги могут выманить – в той же церкви, куда она ходила. Забрали их на сохранение, семь тысяч дочь высчитала за какие-то материнские недоплаты по квартире. Да, бабушка, живя у дочери, платила свою часть квартплаты, готовила и ела отдельно – когда ей это позволялось. Плитой пользоваться было нельзя – чтоб не закоптить дочери новомодную кухню. Холодильник, телевизор были для нее недоступны. Доходило до того, что бабушка покупала только сыр или колбасу и ела, чтобы не умереть с голоду, – понятно, что аппетита у нее не было. Соседи рассказывают, что однажды дочь вытолкала мать на лестничную площадку вместе с ее кастрюлькой: услышали, как покатилась по лестнице, загремела посуда, вышли – бабушка плачет. На руках у Серафимы Васильевны остались синяки: дочь кидала ее об стены, а соседям говорила, что она сумасшедшая, сама на стены кидается. В квартире бабушка сидела тихо, как мышка, в своем углу, но умудрялась оставаться слишком заметной. Видимо, не монтировалась мать с дорогостоящей обстановкой. Валентина считается ее опекуном, но опекунство заключалось для дочери лишь в стирке материнского постельного белья в стиральной машине и в получении за это полутора тысяч в месяц. В последний месяц пребывания матери в ее квартире она пыталась настойчиво доказать, что мать страдает старческим слабоумием, получить справку о ее недееспособности. «Хотели меня в психушку сдать, – рассказывает Серафима Васильевна, – но там смеются, не берут. Была комиссия, меня спрашивали, сколько сейчас хлеб стоит, какую книгу люблю. Я сказала им, назвала автора, они уехали, ничего не сказали». Да и что говорить: у Серафимы Васильевны хорошая память, понятная и логичная речь, да еще и со своеобразным говором, сказовыми интонациями. При всем желании признать ее ненормальной вряд ли удастся. Ее большая мечта – вернуться на родину, где прожила почти всю жизнь, где похоронен муж. Красной нитью через весь ее рассказ о своей горькой жизни прошла фраза: «Хочу домой. Отдали бы они мне хотя бы те деньги, что на смерть берегла, и отвезли бы в деревню». Там все знакомые, ее бы к себе на квартиру взяли и чужие люди, уверена бабушка. От тирании дочери Серафима Кривощапова укрывалась у соседки снизу, находя здесь понимание. Утром, когда зять уходил на работу, спускалась к ней, вечером к его приходу поднималась – при муже дочь меньше замечала мать, зять поначалу даже защищал ее.
Оказалась бездомной бабушка после того, как в очередной раз отказалась отдать дочери всю свою пенсию. Тогда Валентина открыла шкаф, выбросила на пол вещи матери и поставила перед ней две сумки – с пальто и сапогами. Пригрозила, что сейчас за ней приедут и в Китой увезут. «Я испугалась, – плачет Серафима Васильевна, – собрала в коридоре шмутки и ушла к своей знакомой, у которой от дочери с сентября спасалась». Несколько раз после этого она приходила к дверям дочери. Сначала – на переговоры, готовая отдавать уже всю пенсию. Потом – после вмешательства участкового милиционера, и на прошлой неделе – когда сотрудники Центра социального обслуживания «Веста» повезли ее в поликлинику проходить медкомиссию, чтобы начать оформление в интернат для престарелых. Каждый раз перед ней захлопывали двери. И соседи, и сотрудники «Весты» слышали, как дочь прилюдно отреклась от матери: «Нам тебя не надо. Поезжай хоть в интернат, хоть куда».
А ведь раньше было по-другому. «Я на нее молилась – одна она у меня! Муж был председателем сельсовета, я в библиотеке работала, потом, когда слышать совсем плохо стала, – санитаркой. Дочку одевали, наряжали. Она цвела, как роза, все ей завидовали. И вот она мне под старость такую свинью подложила – скитаться по чужим людям, по интернатам», – плача, рассказывает Серафима Васильевна. И не поддается пониманию такая ничем не оправданная дочерняя ненависть к матери. Пока бабушка была в состоянии помогать – она помогала. Самое время наслаждаться спокойной старостью под крылом у благодарной дочери. Нет – ее выбросили, как ветошь, на лестничную площадку. Даже для нашей эпохи искаженных ценностей это страшно. И кто из нас может быть уверен, что его под старость не ждет такое же существование?