В этом году наш город отмечает 100-летие по-настоящему великого для нас человека – первого директора АЭХК Виктора Новокшенова.
Виктор Федорович – фигура культовая. Под его руководством был построен мощнейший по советским временам атомный комбинат посреди тайги, возведена половина города Ангарска, в том числе не только жилье, но и объекты культуры и спорта, которые служат верой и правдой ангарчанам до сих пор. Стадион «Ермак», Дворец культуры «Современник», Еловское водохранилище, плавательный бассейн, медсанчасть, спортзалы, все школы и детские сады Юго-Западного района...
Есть ли в Ангарске кто-то, кому незнакомо имя Виктора Новокшенова? В честь легендарного директора названа улица в «квартале», недалеко от которой он жил.
К юбилею Виктора Федоровича мы выпускаем цикл материалов, в которых своими воспоминаниями о нем и об эпохе великой стройки в городе Ангарске делятся ветераны АЭХК.
– Анатолий Алексеевич, сколько лет вы отдали АЭХК?
– Я проработал на АЭХК всю свою трудовую жизнь – свыше 40 лет. Приехал в 1960 году с Урала, где окончил специализированный факультет. У нас в стране в то время существовало всего четыре таких факультета, которые готовили специалистов атомной отрасли: в Ленинграде, Свердловске, Томске, Москве. Я учился в Свердловске.
На АЭХК начинал свой трудовой путь мастером смены. А потом стал расти: начальник смены, замначальника цеха, начальник цеха. Работал по специальности 15 лет. В 1975 году стал председателем объединенного завкома-37 (это был объединенный комбинатовский завком). Попал в председатели по совету Виктора Федоровича. Причем «совет» был такой, что сразу понял – отступать некуда.
В то время я работал начальником цеха. Химик-технолог по специальности. А меня вызвали в партком: мол, надо заниматься общественной работой. Вначале я категорически отказался. Хотел работать по специальности. А потом Новокшенов вызвал – и как в фильме: «Надо, Федя, надо».
Ну что делать? Я согласился. Поработал. А потом вернулся на завод.
– Как состоялось ваше знакомство с Виктором Федоровичем? Какое впечатление он на вас произвел?
– В первый раз я его увидел, еще будучи студентом, во втором или третьем корпусе электролизного завода. Там создавался участок по переработке гексафторида урана в тетрафторид. Участок был опытный. Новокшенов туда приехал на пуск. А у меня тема дипломного проекта как раз была с этим процессом связана. Вот так я впервые увидел легендарного директора, о котором тогда уже много говорили.
– Вы защитили диплом и пришли работать на комбинат. Какая на предприятии была атмосфера, как относились сотрудники к руководству? Ведь, говорят, Виктор Федорович был необычный человек?
– Да, очень необычный. Великолепно эрудированный, обладал прекрасной памятью. Институт окончил давно, только энергетиком по специальности. Но даже через много лет после окончания вуза с легкостью решал задачи по физике, математике за 10 класс. Знаю знакомых даже, которым он помогал.
– Когда вы пришли на комбинат, начинали мастером. А на каком уровне стали работать с Новокшеновым напрямую как с руководителем?
– Когда стал начальником смены. Хотя в смену мало кто директора тогда видел, ведь смены были по 6 часов. Отработал – и домой. Но иногда виделись.
Помню, пришел смену принимать. До меня начальником работал Михаил Васильевич Сапожников. Он был на год старше меня, тоже приехал из Свердловска. Его перевели заместителем начальника другого цеха, а я пришел на его место. Я в первый раз смену принимал, а он мне говорит: «Ты подожди, не принимай, пойдешь на оперативку».
Два раза в неделю Новокшенов всегда проводил оперативки. И не в своем кабинете в управлении, а в кабинетах директоров заводов: электролизного или разделительного.
На совещании всегда присутствовали начальники цехов, главный механик, энергетик и приборист. Технический отдел готовил «простыни» такие с отчетами. Они, конечно, засекреченные были все, через первый отдел. Директор их изучал. А потом собравшиеся докладывали обстановку на предприятии. Там же, на месте, принимались решения, подписывались документы. И эти «два раза в неделю» были всегда, пока работал Виктор Федорович.
Когда его не стало, следующий директор, Тихомолов, отменил оперативки. Зря, конечно. Начались «официальные приемы» у директора. И стало хуже для всех.
– Виктор Федорович не боялся общаться с людьми напрямую, а не из директорского кресла, потому что сам хорошо ориентировался в любом вопросе?
– Он ориентировался буквально во всем, прекрасно все помнил и умел на месте принимать решения. Больше такого директора на комбинате не было. Его таланту руководителя удивлялись директора аналогичных производств, и даже руководство главка.
А еще помню такой занимательный случай. Мы поехали делегацией на совещание в Кирово-Чепецк. Совещание было главковское, собирали представителей всех восьми предприятий. Нас встретили в городе Кирове, посадили в ПАЗик и повезли в Кирово-Чепецк на предприятие. На сиденье рядом с Новокшеновым оказалась женщина. Так вот он, пока ехали 30 километров от Кирова до Кирово-Чепецка, читал ей в качестве развлечения поэму Евтушенко «Братская ГЭС». Знал наизусть!
Разбирался Виктор Федорович и в музыке, и вообще в искусстве. В конце 70-х годов даже ввел на предприятии аттестацию сотрудников. Надо было пройти такой небольшой экзамен на общее развитие. Не по специальности, а просто на уровень знаний. Я тоже проходил аттестацию. И хорошо помню один курьез. Спрашивает Новокшенов у некоего начальника цеха: кто такой Чайковский? Тот отвечает – композитор.
– А что написал?
– Ну, музыку...
– Хоть одну оперу знаете?
– Нет...
– Ну ладно. Чайковского знаете, будем считать, что аттестованы.
– А еще из любви к искусству Виктор Новокшенов приобрел для завода шикарную картинную галерею...
– Да, приобрел. С этой галереей анекдот был. Одна из очередных приезжих финансовых комиссий постановила: картинная галерея на вредном производстве – это незаконно. Указали – убрать. Звонит мне, в бытность мою председателем завкома, Новокшенов. И говорит: тут такое дело, нужно снять с учета предприятия галерею и поставить на баланс завкома. Было бы хорошо, если бы вы ее взяли.
Ну что? Состоялась официальная передача. И в итоге галерея в цехе, конечно, осталась, только уже числилась в завкоме. Проверяющие, понятное дело, уехали ни с чем.
– Известно, что Виктор Новокшенов очень любил спорт...
– Верно. Виктор Федорович очень любил хоккей, в молодости в него играл. А еще занимался борьбой. Ведь он был такой крепкий, очень сильный физически. И, конечно, болельщик заядлый.
– Вы приехали вскоре после пуска комбината. Чувствовали поддержку как молодой специалист?
– Когда запустили все четыре корпуса, то АЭХК стал самым мощным в мире разделительным производством. Естественно, для лучшего производства строились достойные социальные объекты. Людям были созданы все условия для работы. Молодых специалистов обеспечивали жильем – хоть комнату для начала, но обязательно давали. За этим пригляд был. И потом Виктор Федорович двигал молодых, если видел, что человек нормально работает и по производству у него показатели хорошие. Но за нарушения наказывал. Прилично наказывал. Что делать? Не нарушать. Порядок есть порядок.
Помню, свой первый выговор я в 1962 году получил. «Шлепнули» потому, что технически сделал все правильно. А по сути – нет. Надо было безводный фтористый водород закачать в испарители и передать на фторное производство. А безводного фтористого водорода соответствующего качества не было – в одной из емкостей брак был. Я не передал. Из-за этого испарение прекратилось и остановилась работа в соседнем цехе.
– Говорят, Новокшенов был настолько требовательным, что объезжал по вечерам после работы жилые кварталы «атомного городка»?
– И не только объезжал. Когда я в завкоме работал, у нас организовывали соревнования между подразделениями. Раз в квартал вручали переходящие знамена победителям, тем, чьи дома лучшие. А как выбрать победителей? Едем по дороге, осматриваем, а потом подъезжает машина к цеху, Новокшенов просит телефон. Звонит и говорит: я вот тут сейчас проезжал, а у вас света нет и вон там провод висит…
– Как директор успевал за всем следить?
– У него был свой метод. Виктор Федорович никогда не кричал и не ругался. Просто доступно объяснял. И говорил: когда людям понятно – они начинают делать. Он очень спокойно все объяснял. В 1969 году меня только назначили начальником цеха, а в начале октября произошла у нас серьезная авария. Один работник вылил себе на грудь кислоту. Поскольку я был начальником цеха, приехал первым разбираться, выяснять причину. Немного погодя приезжает Новокшенов с начальником отдела техники безопасности Вадимом Петровичем Чувашовым. Ну что, как? Я рассказал. Страшновато было. Серная кислота попала на батарею, разогрелась, пошла реакция. Такая, что аж двери на улицу вылетели. Пока разговаривали, приехал главный инженер комбината Парахнюк. Он был фронтовик, нервы ни к черту. Как увидел это дело – начал заводиться. А Новокшенов его берет под руку и говорит: «Иван Софронович, поехали. Тут без нас разберутся».
– А еще все знали Новокшенова как большого весельчака...
– Да, анекдотичных случаев масса. Он шутки понимал и сам умел пошутить. В седьмом здании в 1960 году отрабатывали фторные электролизеры. И работал там один из аппаратчиков, что приехал с ним еще из Новоуральска.
Так вот – фторное производство очень взрывоопасное, поскольку там выделяется водород. И курить, понятно, категорически запрещалось. А этот товарищ втихаря закурил. Смотрит – Новокшенов идет. Куда сигарету девать? Спрятал в карман и держит. Держал, держал… Рука горит. А директор не уходит, спрашивает – как дела. И руку здороваться протягивает. Аппаратчик бедный и так, и сяк. Как директору руки не подать? И больно, хоть вой... Тогда Новокшенов говорит: «Да достань. Я видел уже». Как говорится, немая сцена...
А еще он умел тонко влиять на подчиненных. Тоже не без помощи юмора. Были у нас в советское время такие торжественные собрания. Так вот, там обязательно должны присутствовать все начальники подразделений комбината. А скука страшная... Ходить, конечно, не хотели.
Но директор сказал – и все идут. Дело-то ведь партийное. И вот проходит в «Современнике» собрание. Народу – полный зал. Новокшенов пристально на всех смотрит. И вдруг говорит, что не видит одного начальника цеха. И просит меня: «Глянь». Я тоже посмотрел. Ну нет его.
Он не успокоился. Встал, пошел в холл, к телефону. И звонит этому начальнику домой.
– Иван Иванович, здравствуйте, как здоровье?
Тот ничего понять не может. Директор звонит, о здоровье отчего-то справляется...
– Да нормально...
– А я думал, ты приболел. У нас торжественное собрание, а тебя нет…
Больше тому начальнику не надо было звонить. На всех собраниях был как штык.
– Сотрудники Виктора Федоровича уважали. А начальники главка, для которых он был подчиненным?
– Генерал главка считал Новокшенова «партизаном». За то, что он первым ввел пятидневную рабочую неделю. А через месяц ввели постановление правительства о переходе на пятидневку для всех. Какие бы ни были отношения с главком – плохие или хорошие, на комбинате они никак не отражались.
В то время ходили слухи, что Виктору Федоровичу, когда комбинат уже стабильно работал, много раз предлагали перейти на работу в главк. Но он даже ради жизни в Москве не оставил самый мощный в мире комбинат посреди сибирской тайги, который построил с первого кирпича. Он был по-настоящему государственным человеком. И на нем держались и производство, и целый район города.
Записала Яна Архипова