В нашем городе живет уникальный человек. Уникальность состоит в том, что он прошел войну с начала и до конца, принимал участие во многих важнейших сражениях Второй мировой войны. Без всякого преувеличения можно сказать, что о его боевом пути студентам-историкам можно писать дипломные работы.
Оборона Москвы, сражение под Ржевом, Курская дуга, форсирование Днепра, бои за Киев, освобождение Польши, взятие Берлина и встреча Победы в Праге – все это боевой путь Алексея Успенского. Он является кавалером орденов Отечественной Войны I степени и Красной Звезды, награжден медалями «За оборону Москвы», «За взятие Берлина», «За освобождение Праги»… Для перечисления всех его боевых наград не хватит газетной полосы. Пять раз он был ранен, из них трижды – тяжело. Осколок времен войны до сих пор сидит у него в левом плече как память о фронтовых дорогах.
Встретиться с этим человеком и поздравить его с Днем героев Отечества, который страна отмечает 9 декабря, мы сочли за честь. По опыту знаем, что таких людей отличает скромность, уважительное отношение к собеседнику и удивительная память на события, происходившие более 65 лет назад. Не стал исключением и Алексей Успенский. В назначенный день и час нас встретил Алексей Владимирович, в строгом костюме, на груди – ордена и медали.
– Алексей Владимирович, когда мы готовились к встрече, прочитали ваши воспоминания о войне, которые любезно предоставили методисты Музея Победы. Вы прошагали пол-Европы, скажите, какое сражение стало для вас самым значимым?
– Каждый раз, когда мне задают этот вопрос, я отвечаю, что самым тяжелым испытанием в моей жизни явилась битва за Москву. По моему глубокому убеждению, она положила начало будущим победам. Тогда на подсознательном уровне мы стали понимать, что способны одержать победу над фашистами. Последующие сражения, в которых мне довелось участвовать, – будь то Курская дуга или освобождение Украины – являются прямым продолжением победы под Москвой.
– Давайте тогда и поговорим о сражении под Москвой.
– 11 августа 1941 года я был призван в ряды Красной армии из Тверской области. Мне тогда едва исполнилось 18 лет. Нашу 31-ю стрелковую бригаду формировали в Нижегородской области. Я попал в артиллерийский дивизион, который входил в состав этой бригады. Здесь получил специальность артиллериста-разведчика, а в конце ноября 1941 года наша бригада погрузилась в эшелоны для дальнейшей отправки в Москву.
– Чем жила тогда Москва?
– В саму Москву мы тогда не заходили. По окружной железной дороге наш эшелон был направлен в сторону Можайска. Но при подъезде к столице мы почувствовали запах войны. Город дымился – это результат непрерывных атак немецкой авиации. Дороги от Москвы на восток были заполнены беженцами. Немцы подошли совсем близко к столице. Когда в одном из послевоенных интервью маршала Жукова спросили, была ли уверенность, что мы удержим Москву, он ответил предельно честно – такой уверенности у нас не было.
– На какой фронт попала ваша стрелковая бригада?
– Если вы помните, Москву обороняли четыре фронта. Сначала мы влились в состав Западного фронта под командованием Жукова, позднее нас перевели на Калининский фронт под командованием маршала Конева. Боевое крещение получили на Можайском направлении. В лесистой местности мы лоб в лоб столкнулись с немцами. Враги открыли ураганный огонь из всех видов оружия – настолько сильный, что нельзя было поднять голову. Тогда я впервые задумался о смерти. Мы были молодые, необстрелянные солдатики, и развернуть орудия и положить лошадей мы просто не смогли. Надо пояснить, что на вооружении нашего артдивизиона находились 76-миллиметровые дивизионные пушки на конной тяге. Позднее мы научились быстро реагировать на огонь противника. Но в тот момент мы осознали, что такое настоящая война.
– 69 лет назад в эти самые дни началось контрнаступление под Москвой. На каком направлении были вы?
– Очевидно, задолго до контрнаступления наше командование начало к нему подготовку. За счет нас решили усилить Калининский фронт и по Савеловской железной дороге перебросили в третью ударную армию, которая наступала на Холмском и Великолукском направлениях. Так получилось, что я оказался возле родного города Калязина, в котором окончил среднюю школу перед войной. Случилось это под Новый год.
– А знание местности учитывалось в тактических действиях нашей армии?
– Безусловно. Мы наступали путем обхода укрепленных немцами районов, по лесным просекам, и наносили по фашистам удар с тыла или с фланга. Иногда колонна застревала в просеке. Образовывалась пробка, которая не давала возможности для эвакуации раненых и подвоза продовольствия. Техники у нас было мало. В основном действовали своими силами. Во время контрнаступления я не видел ни одного советского танка или самолета.
– Существует такая историческая справка, что во время критической ситуации под Москвой к Сталину пришли три православных священника и попросили трижды облететь Москву на самолете с иконой Казанской Божией Матери. Бывший студент духовной семинарии им не отказал. После этого пошел сильный снег, потом ударили морозы. В результате немцы не могли завести 60 процентов своей боевой техники, а пропаганда Геббельса затрубила на весь мир, что под Москвой победил «генерал Мороз».
– Ну, насчет святой иконы я вам ничего сказать не могу, а вот что немцы там замерзли – так и было. Когда установились сильные морозы, у нас были фуфайки, шинели, шапки-ушанки и ботинки. До полного счастья нам не хватало только валенок. Очень сильно мерзли ноги. Немцы не ожидали такой суровой русской зимы и одеты были по-летнему. Сами понимаете, что значит находиться на 40-градусном морозе в пилотке и без рукавиц. Но все же битву под Москвой мы выиграли прежде всего за счет боевого духа Советской армии.
25 ноября 1942 года при освобождении деревни Волговерховье (здесь начинается река Волга) я был ранен и эвакуирован в Нижний Новгород. Так для меня закончилась битва под Москвой.
Нам остается только добавить, что после войны Алексей Успенский закончил Московский институт химического машиностроения. В 1955 году приехал в Ангарск, где работал в Иркутском научно-исследовательском и конструкторском институте химического машиностроения. В 1994 году в возрасте 71 года он ушел на пенсию с должности главного конструктора этого института.