В ночь на 23 января в ИК-14 произошло ЧП. Из 78 заключенных-тувинцев 65 нанесли себе резаные раны. Об этом событии, о визите членов общественной наблюдательной комиссии Игоря Ванкона и автора этих строк, была газетная статья от 27 января.
В тот визит нам удалось пообщаться с заключенными, у которых, надо полагать, была веская причина для такой формы протеста. Говорили мы и с тувинцами, и с заключенными других национальностей. Уходя, обещали вернуться, чтобы своими глазами увидеть, изменилось или нет отношение администрации колонии к заключенным. Такой визит мы планировали провести 9 февраля совместно с аппаратом уполномоченного по правам человека в Иркутской области (в мероприятии принял участие Владимир Ковалев). Четверо членов ОНК и представитель уполномоченного – это достаточная группа для одновременного посещения нескольких исправительных учреждений Ангарска. Говорить о результатах визита в ИК-7 и ИК-15 не буду. 9 февраля я была в ИК-14.
В учреждение мы попали не сразу: около 4 часов прождали Владимира Ковалева, инспектирующего с утра ИК-7 и СИ-6. Больше половины дня ушло не только на обход ИК-7, но и на бесконечные вопросы гуфсиновской администрации к Владимиру Васильевичу и его обстоятельные ответы. На этом игры не закончились. Без пяти минут шесть мы оказались таки у дверей начальника ИК-14. Двери были закрыты, начальник – в отсутствии. Зато от нас ни на шаг не отставал присланный из управления замначальника ГУФСИН полковник Архипов. Через какое-то время и.о. начальника ИК-14 все же явился. Еще полтора часа выясняли отношения. Почему хотите на ИК-14, ведь недавно были? Поехали на ИК-15. А предупредили ли вы, как положено, генерала? У нас рабочий день закончился. На мою просьбу познакомиться с удостоверением начальника он не на шутку оскорбился, заявив, что это унижает его человеческое достоинство. Минут через десять он все же явил свое удостоверение. Затем он же запретил нам, членам ОНК и Владимиру Ковалеву, пронести на территорию фотоаппарат и диктофон для общения с заключенными (с их согласия, как того требует федеральный закон). Кроме того, и.о. начальника г-н Крюков ответил отказом на нашу просьбу провести среди заключенных анонимный опрос (варианты ответов – да или нет). Почему, думаю, станет ясно из перечня вопросов, на которые так и не дали ответить сидельцам.
А вопросы были такие. Есть ли среди руководства и сотрудников учреждения люди, которым вы доверяете? Доверяете ли вы прокурору, посещающему колонию? Использует ли администрация активистов для преследования осужденных? Всегда ли действия администрации учреждения по отношению к осужденным справедливы? Допускают ли сотрудники учреждения обращение с осужденными, унижающие их человеческое достоинство? Будете ли вы писать жалобу на незаконные по отношению к вам действия сотрудника администрации? Доверяете ли вы правозащитникам? Имеете ли вы возможность подать жалобу на действия администрации, не рискуя подвергнуться преследованию с ее стороны? Верите ли вы, что кто-то может справедливо разобраться в ваших проблемах и защитить вас? Подвергались ли ваши земляки, причинившие себе в январе этого года телесные повреждения, какому-либо насилию? Угрожали ли вам и вашим землякам сотрудники колонии?
Господа Крюков и Архипов, категорически отказавшие в проведении нами опроса, с присущим им гуфсиновским чувством юмора (или просто цинизмом? – авт.) предложили: оставьте анкеты, мы их доработаем, уберем провокационные вопросы, проанализируем сами, а после познакомим вас с результатами. Такой вариант нас не устроил. Задача у нас была другая, опрос начинался обращением к заключенным: «Для того, чтобы получить правдивую информацию о реальном положении дел, мы проводим этот опрос. Ваши ответы являются анонимными, никто не будет знать, как вы отвечали на наши вопросы. Мы просим вас правдиво ответить на наши вопросы».
В общем, в половине восьмого вечера мы прошли через КПП на территорию. Несколько минут наше сопровождение возмущалось по поводу того, что мы опять хотим посетить отряды №2 и №10 – те, где были три недели назад. Затем нас туда все же провели. Слева и справа, как конвой, – Архипов и Крюков. Общения наедине с осужденными не получилось. Господа офицеры проигнорировали наше желание пообщаться с осужденными без их посредничества.
Понятно, что в таких условиях диалога и быть не могло. Среди десятков заключенных не оказалось ни одного, кто желал бы пообщаться, у кого были бы к нам вопросы или жалобы.
Осужденные – народ здравомыслящий, каждый хочет дожить до конца срока. Они не стали бы играть в партизанов, если бы члены ОНК имели возможность общаться «без конвоя» в виде начальства колонии. Но полковникам и этого оказалось мало. Например, они совершенно беспардонно вмешивались в наш диалог. Мы просили показать тувинцев, содержащихся в изоляторе, есть ли у них резаные раны. Они начали было закатывать рукава, когда г-н Архипов заявил, что осужденные не обязаны это делать. Те замерли, как по команде.
Общее впечатление от увиденного: весь контингент колонии основательно обработан. Могу лишь догадываться, какими методами заставили молчать тысячу мужиков. Но кое-чего бдительные гуфсиновцы не предусмотрели. Я спросила и во втором, и в десятом отряде, кто из присутствующих был на прошлой встрече с нами. В ответ – тишина. И то верно – ни одного визуально знакомого по предыдущей встрече лица. Видимо, народ перетасовали. Вот оно, вечное «разделяй и властвуй!» Впрочем, полковники с нами не согласились, народ, по их словам, в отрядах тот же. Почему промолчали в ответ – да бог его знает.
Что еще бросилось в глаза и уши? Старательные однотипные ответы на вопрос: сколько получаешь за работу? Говорят, по тысяче в месяц (напомню, в нашу прошлую встречу без посторонних ушей – зэки в голос говорили, что заработанного не хватает даже на пачку сигарет).
Встретиться отдельно с тувинцами, которые нанесли себе телесные повреждения, администрация колонии нам не дала, объяснив, что это есть «проявление национальной розни».
Вот такой получился 9 февраля в ИК-14 «день открытых дверей». Одновременно с этим господа полковники не забывали поминутно заявлять, что они настроены на общение, прозрачность отношений, открытость и т.д.
Какие выводы просятся? Система защищает себя от посторонних всеми методами. То, что происходит по ту сторону колючей проволоки, охраняется, как государственная тайна. Работать членам общественной наблюдательной комиссии не дают. То, чего ради была создана ОНК, на мой взгляд, саботируется руководством ГУФСИН. Каковы последствия всего этого для осужденных, и в первую очередь, для 65 тувинцев? Думаю, плачевные. Если их будут ломать (что является нормой для системы), не факт, что эти первоходы останутся живы-здоровы. У тувинцев очень развито чувство человеческого и мужского достоинства. Их может защитить только гласность на всех уровнях – от ангарских СМИ до тувинского парламента и материалов, выложенных в Интернете. Их права и должна защищать ОНК: они совершили преступления и отбывают наказание, но их не приговаривали к изнасилованию или доведению до самоубийства.
В понедельник, 14 февраля, в редакцию «Свечи» пришло письмо за подписью начальника ГУФСИН генерала Радченко. Цитирую: «Политики открытых дверей ГУФСИН придерживается уже несколько лет. Считаю, что только открытость поможет избавиться от проклятой славы ГУЛАГа. Мы готовы к критике, хоть она и неприятна и отбрасывает нас далеко назад, зачеркивая то многое положительное, чего нам удалось добиться».
Я бы прослезилась от умиления, но воздержусь: вечером 9 февраля на территорию ИК-14 господа Архипов и Крюков запретили пускать Владимира Ковалева, правозащитника, сотрудника аппарата уполномоченного по правам человека. При этом его поблагодарили за очень интересную, исчерпывающую беседу и правовые знания, которыми он так щедро по-интеллигентски делился с полковниками.
И еще. В своих публичных выступлениях начальник всей российской системы ФСИН г-н Реймер заявляет о том, что система исполнения наказаний стремительно демократизируется. Видимо, это не про Иркутскую губернию, не про наших начальников в погонах.
Все, о чем идет речь в данной статье, – это есть мое личное мнение.