Осенью этого года 22-летний ангарчанин Илья Ушаков пополнил списки погибших участников СВО. Но в боях ему не довелось побывать. Он умер в учебке при странных обстоятельствах и был похоронен в Нижегородской области под порядковым номером вместо имени на могиле. Вся эта ситуация поражает чудовищным равнодушием людей в погонах к близким умершего бойца. Никто из них не удосужился вовремя сообщить Екатерине Ушаковой ни о смерти единственного сына, ни о дате его захоронения.
…Высокий, сильный, принимающий самостоятельные решения. Рассказывая о сыне, Екатерина Ушакова путается во временах глагола – то говорит о нем в прошедшем времени, то, забываясь, в настоящем, как о живом. «Я воспитывала сына одна, и он как-то быстро повзрослел, – говорит она. – В 18 лет сам пошел в военкомат – о том, чтобы избежать срочной службы, даже и мысли не было». Илья Ушаков попал в ВДВ, служил в Амурской области. Там молодой десантник сделал себе на руке приметную татуировку – большой компас, а под ним самолет. Когда вернулся домой, решил пожить в Петербурге – снял там квартиру, устроился на работу. А через какое-то время вернулся в Ангарск, на заработки стал ездить в Мурманск.
«Илья был легкий на подъем, мог в одночасье круто всё поменять в своей жизни, – вспоминает его мать. – Летом он вдруг засобирался на Украину, узнал, где идет запись добровольцев для участия в СВО, и заключил шестимесячный контракт. Я как раз в это время сама была на вахте – работала на Чукотке. Пыталась по телефону отговорить его от этой затеи. Однако в начале июля он всё же уехал, но часто звонил из учебки в г. Дзержинске Нижегородской области. Говорил, что проходит военную подготовку, что его назначили командиром отделения эвакуации раненых. Хотя на самом деле он мало о чем рассказывал подробно, только всё успокаивал: «Мама, у меня всё нормально!» А последний раз позвонил мне 21 августа и сказал, что уже выезжает в зону спецоперации, что там долго связи не будет. Сам свяжется со мной, как только сможет. И добавил: «Жди меня домой, перед Новым годом вернусь!» У меня, конечно, на душе очень тревожно было. Две, три, четыре недели – весточки нет, но я помнила слова Ильи о том, что связи может долго не быть. Всё ждала…»
А 29 сентября в дверь Екатерины Ушаковой постучал участковый инспектор. Полицейский сообщил, что Илья умер – 5 сентября его тело было найдено в озере вблизи поселка Мулино Нижегородской области. Подробностей он не знал.
«В тот момент я не поверила ни единому его слову! В августе сын должен был отправиться на Украину и вдруг в сентябре тонет в озере возле своей учебки! – рассказывает Екатерина. – На следующий день я обратилась к ангарскому военкому Александру Сурину. Эта история тоже показалась ему сомнительной. Он пообещал направить запрос и уточнить информацию. А через несколько дней мне позвонила следователь Дзержинской военной прокуратуры Ирина Чернышова и рассказала, что долгое время личность моего сына не удавалось установить, поскольку при нем не было обнаружено никаких документов. Военной формы на нем тоже не было. И только дактилоскопия показала, что это Илья Ушаков, приписанный к медвзводу I мотострелкового батальона воинской части 31831. Его тело было обнаружено в озере без признаков насильственной смерти. В заключении о смерти также есть отметка о содержании в крови алкоголя. Следователь попросила опознать тело сына и выслала мне его фотографии. На руке были те самые татуировки – компас и самолет. Как бы между прочим женщина добавила: «Можете забрать тело сына!» И на следующий день я опять побежала в наш военкомат за помощью – я не представляла, как я это сама всё смогу организовать. Сурин опять пришел в недоумение и сказал, что при содействии иркутской военной прокуратуры будет организована доставка тела для захоронения на родине. Позже Александр Михайлович сообщил, что официально всё решено – процедура захоронения на месте приостановлена Дзержинской прокуратурой, и после проведения следственных действий гроб с сыном отправят в Ангарск».
Время шло, но никаких известий из Дзержинска не было. И тогда Екатерина Ушакова решила сама позвонить в морг Мулино, чтобы узнать, готово ли тело сына к транспортировке. И вот там ее огорошили новостью, что умерший Ушаков уже захоронен. Так как представители Минобороны не забрали труп военнослужащего, его тело, как невостребованное больше месяца, было погребено 7 октября на местном кладбище под порядковым номером. Дважды убитая горем мать стала звонить в военную прокуратуру, что-то кричать следователю. Сейчас о тех событиях Екатерина Ушакова рассказывает уже более-менее спокойно, как-то отрешенно, приговаривая только: «А что теперь сделаешь? Сына не вернешь – ни живого, ни мертвого». Но в утопление Ильи она не верит.
«Присланные следователем Чернышовой фотографии я изучила под лупой и уверена, что перед гибелью сын был сильно избит – у него разбит нос, все лицо в кровоподтеках,– говорит она.– И при этом «признаков насильственной смерти не усматривается». У меня очень много вопросов об обстоятельствах его ухода из жизни. Как он оказался на этом озере и с кем там был? Если тело найдено 5 сентября, то сколько оно пролежало до этого в воде? Почему при Илье не было документов и личных вещей? Почему он так долго был неопознанным, ведь в воинской части должны были сразу заметить его отсутствие и забить тревогу, как минимум – объявить в розыск? И самое главное – почему никто не берет на себя ответственность за смерть человека, который добровольно пошел выполнять воинский долг и с июля находился в составе военного подразделения? Знаю, что в случаях трагических ЧП с военнослужащими их командиры обычно сами звонят родственникам. В моем случае никто из командования воинской части 31831 не вышел на меня, мало того – с ними вообще невозможно связаться. Александр Сурин тоже не смог установить контакт с представителями этой части».
Вот что странно: воинская часть, в учебке которой проходил подготовку Илья Ушаков, действительно напоминает невидимку, а вернее будет сказать – Бермудский треугольник. Известно только, что это новое мобильное подразделение, не имеющее постоянного места дислокации. В поисковике Яндекса оно упоминается только в сообщениях людей, безуспешно разыскивающих своих родных, приписанных к этой части:
«10 октября. Часть 31831 – как выяснить, что с мужем? Не выходит на связь».
«18 октября. Ищу брата. Звоню, телефон недоступен. Был в этой воинской части перед отправкой по контракту. Никаких данных не знаю. Сказал, перед отъездом позвонит, но увы... Вот уже три недели ничего о нем не знаю».
«19 октября. Мой муж тоже проходил подготовку в в/ч 31831. Получил ранение. Чтобы отправить документы, даже не знает адрес, нет и контактного номера. И вообще при звонке в Министерство обороны выяснилось, что он на учете не состоит».
«22 октября. Кто-нибудь смог связаться с в/ч 31831? Нам сообщил сослуживец нашего солдатика, что он погиб 9 октября. Мы не смогли его найти. В Минобороны «сведений нет». В военкомате «в списке погибших нет». Я стала сама обзванивать всё что можно. Сказали, что погибших увозят в Ростов. Там и нашли нашего солдатика. Теперь на горячей линии говорят, что есть тело с такими данными, но является неопознанным. Надо чтобы в/ч выслала уведомление в военкомат, только тогда начнется работа по оформлению документов. Мы не можем выйти на командование».
Судя по этим сообщениям, командование части работу с родственниками военнослужащих проводить не считает нужным.
«Люди в форме никакого участия к моей беде не проявили – одни не выразили соболезнование, другие «забыли» забрать тело из морга и сообщить о захоронении, – говорит Екатерина Ушакова. – Единственный человек, не оставшийся равнодушным, – это военком Александр Сурин. Сейчас он пытается решить с администрацией Дзержинска вопрос об установке памятника на могиле Ильи. Если не удастся, то будем действовать иначе. В тех краях живет брат Александра Михайловича – я переведу ему деньги на благоустройство захоронения. А позже, когда соберу средства, сама поеду на могилу сына. Если честно, то я до сих пор не верю в его смерть. Я ведь его не хоронила. И в голове всё время слышу его голос: «Мам, жди меня домой, перед Новым годом вернусь!»
Если кого-то интересует, уточним: никаких выплат Екатерина Ушакова за смерть сына не получала. И может ли она на них рассчитывать – большой вопрос. Ведь Илья не воевал, он не доехал до передовой. На днях из Дзержинска должны прийти свидетельство о его смерти и заключение судмедэксперта. Если у этой трагической истории будет продолжение, мы обязательно расскажем о нем...