Секретная служба Алексея Большедворского

В центре нашего города, находящегося за тысячи километров от морей и океанов, установлен замечательный памятник «Корабельный якорь на осколке скалы». А все потому, что в Ангарске живут сотни людей, которые в разные годы служили на флоте и сердца которых стучат в ритме морского прибоя. Коренной ангарчанин Алексей Большедворский – один из них. В юности он мечтал быть лётчиком, держать штурвал самолёта, а вместо этого три года провёл в составе команды атомной подводной лодки, опускаясь в глубины Тихого океана. Накануне праздничной даты – 19 марта отмечается День моряка-подводника – мы попросили его рассказать о годах службы в Военно-морском флоте.

…На дворе был 1980 год. В нашей стране происходило немало важнейших событий: была в разгаре афганская война (наши военнослужащие вели отчаянные бои у кишлаков Шигал, Хара, Шаеста), советские космонавты покоряли космические дали на «Союзах-35, -36, -37, Т-2», летом прошли ХХII Олимпийские игры, умер Владимир Высоцкий. А 18-летний Алексей Большедворский стоял на пороге больших перемен в своей судьбе. После школы он хотел поступить в ИВВАИУ, но в итоге стал студентом Иркутского политехнического института, где учился на авиационного инженера. В силу обстоятельств учёбу пришлось прервать, и встал вопрос о службе в армии. «Я получил повестку в осенний призыв, сразу пошёл в военкомат, – вспоминает Алексей Владимирович. – Среди моих друзей и знакомых службу в армии все считали за честь. Да и в семье было принято, что настоящий мужчина должен служить. Старший брат носил форму, прошёл Афганистан. Я тоже был готов ко всему. Здоровье было отменное, всегда занимался спортом, имел первый разряд по лыжам. Было интересно, в какой род войск я попаду. Почему-то мыслей о флоте вообще не возникало. Хотя и на ВДВ не претендовал. Из Ангарска нас увезли на Заводскую, где мы уже проходили углублённую медкомиссию. Я прибыл туда с шифром «Команда 140-А». Что это значило – не знал. При поступлении пожилой врач поприветствовал нас: «О! Молодые морячки прибыли!» Ага – значит, морфлот! Вскоре догадка подтвердилась: нас самолётом отправили в Уссурийск, а оттуда – поездом во Владивосток».

Океан был уже близок. Но у мечтавшего с юности о небе сибиряка Алексея Больше­дворского ещё был шанс попасть в авиацию. В учебном отряде, куда его направили, было три роты морской авиации и лишь одна моряков. На очередной медкомиссии он успешно прошёл испытание в барокамере, и вот тогда-то и стало ясно, что срочную службу предстоит нести на подводной лодке. Но сначала он прошёл обу­чение в школе младших специалистов связи, где готовили «секретчиков». Даже сейчас, когда давно уже истекли 10 лет неразглашения, подписанного им после демобилизации, Алексей Большедворский рассказывает о времени своего пребывания на подлодке, гибко обходя военные и важные технические детали службы.
«Я хорошо помню свою первую встречу с океаном, – делится он. – Весной 1981 года я после учебки получил распределение на Камчатку. До места (военный поселок Рыбачий в бухте Крашенинникова в Ава­чинской губе) мы добирались на теплоходе «Ильич». Путь был неблизкий – пять суток. И нам время от времени сообщали глубину, над которой мы проходили по Тихому океану. И вот в какой-то момент объявляют, что под нами 10 тысяч километров. Это была Марианская гряда – глубочайшая точка на планете. Я тогда вышел на верхнюю палубу, глянул на бескрайную рябь длинных волн и представил наш теплоход в виде песчинки на поверхности этой водной громады. Позже довелось изучать глубину изнутри. Но именно тогда я понял, что океанская стихия не терпит шуток и не прощает человеческих ошибок».
Алексей Большедворский был направлен для прохождения службы на АПЛ К-115. Будучи начальником секретной службы, он подчинялся напрямую командиру подлодки. В его ведении находилась вся рабочая документация судна, в том числе черновой вахтенный журнал при боевой тревоге, а также сверхсекретный пакет для вскрытия шифра при запуске ядерной торпеды.
«В экипаже атомной подлодки случайных или лишних людей нет. Нас было 123 человека. И каждый – настоящий спец своего дела, обладающий наиважнейшими навыками и знаниями, – говорит Алексей Владимирович. – В обычной жизни эти парни в тельняшках, рядовые матросы, могли быть любителями выпить или погулять с девушками. Но при погружении каждый по отдельности и все вместе превращались в единую боевую единицу, которая в случае военной необходимости или при экстренной ситуации максимально чётко отработает поставленную задачу. Это, знаете, только в первые дни службы во флоте не понимаешь, зачем тебя каждый день, каждый час заставляют повторять одно и то же, отрабатывать тот или иной навык. А потом убеждаешься: иначе нельзя.
Вот, к примеру, все понимают, что любое возгорание на подлодке смертельно опасно. Для самоспасения у каждого члена экипажа имеется ПДУ-1. Старая конфигурация этого средства защиты была неудобна при ношении. То и дело возникал соблазн не носить его всё время на себе. Но мы знали реальные примеры, когда отсутствие ПДУ сгубило жизни матросов. Не взял с собой – отсек закрылся для отсечения опасной зоны от остального судна, и за ПДУ уже не вернуться, а дышать нечем… У меня же вот какой случай был. Мы три месяца простояли в доках на плановом ремонте. Потом вышли в море. И при первых же дежурствах начались аварийные оповещения о возгорании. Раз, два, три. Ничего серьёзного, начали уже привыкать к этим тревожным сигналам. И вот как-то раз после вахты я пошёл на отдых, лёг в своей каюте, и… зазвенела аварийка. Вскакиваю, одеваюсь, полное обмундирование, выхожу из каюты – а там всё в дыму. В нашем отсеке возгорание! Я схватил ПДУ, а он от неловкого движения выпал из рук и провалился в густую пелену дыма. Шарю по полу руками и ощущаю, как мне становится хуже при каждом вдохе. Нашёл, сдёрнул металлический обруч, снял крышку, достал загубник, пробил мембрану и… задышал. Эти секунды спасения часами отрабатывались на занятиях! Экипаж всё сделал грамотно: огонь удалось быстро локализовать, пожар потушили, пострадавших не было. У всех ПДУ-1 был при себе».
«Куда ты денешься с подводной лодки?» – шутка со смыслом. Когда люки задраены и судно идёт на погружение, деться действительно некуда, ошибка одного может погубить всех. Верно и другое высказывание: один способен спасти всех.
«Я с большим уважением вспоминаю своих командиров, которые главной задачей для себя ставили сохранение жизни моряков и боеспособности подлодки, – говорит Алексей Большедворский. – Однажды довелось наблюдать, как командир БЧ-5 Николай Абрамов уберёг нас от гибели. Высокий, жилистый, очень грамотный человек – корабль знал от и до. Командир с большой буквы. А дело было так. Мы шли на глубине 120 метров. И вдруг остановилась турбина – ход пропал, началось неконтролируемое погружение. За минуту мы ушли вниз на 80 метров. Максимально допустимая глубина у нашего типа субмарины составляла 400 метров, но под килем у нас было 3600 метров. И через несколько минут всё могло быть кончено. Абрамов взял управление на себя и отдавал приказы по запуску турбины. Чётко, последовательно, с силой упираясь ладонями в стол. Было предпринято несколько вариантов по исправлению ситуации. И один из них сработал. Сваливание прекратилось, ход восстановился. Николай Александрович – его высочайший профессионализм и выдержка – спас и корабль, и экипаж. Я тогда находился рядом с ним в центральном отсеке. Видел и чувствовал эту битву за всех нас».
Перед дембелем Абрамов предложил главному корабельному старшине Больше­дворскому поступать в Ленинградское училище подводного плавания. Командиру БЧ-5 тогда давали под управление новую подлодку, и он набирал команду из числа проверенных людей. Молодой «секретчик» расценил его предложение как высокое доверие. Но он планировал закончить политех. Да и родных не терпелось увидеть. Домой прибыл 26 октября – в день рождения мамы. Началась его сухопутная жизнь.
Алексей Большедворский получил диплом авиационного инженера. Какое-то время трудился на Иркутском авиазаводе. В лихие девяностые, чтобы прокормить семью, пришлось искать новые виды заработка. Стал предпринимателем, сейчас является совладельцем завода ЖБИ.
«Есть такое выражение: «Попал на флот – гордись, а не попал – радуйся». Три года службы – это отнюдь не просто. Да, это время можно было потратить на учёбу, на заработки, – говорит Алексей Владимирович. – Но они не прошли впустую. Лично для меня они стали школой жизни, служба заточила характер, дала мне самому узнать свои сильные стороны. И я благодарен судьбе за этот опыт, который помог добиться успеха в жизни. В начале 80-х международная обстановка тоже была сложной. Мы были проинструктированы на случаи провокаций со стороны противников и возможного прямого столкновения с ними. Но и тогда, и сейчас я чувствую силу и надёжность нашего флота. Отечественные атомные подводные лодки были и остаются одним из мощнейших оружий нашей армии и главной ударной силой ВМФ, способной контролировать просторы Мирового океана, скрытно и быстро развёртываться на нужных направлениях и наносить неожиданные мощные удары из глубины океана по морским и континентальным целям. Я горд, что был причастен к защите морских рубежей Родины. И да – бывших подводников не бывает! У нас в городе живо морское братство, благодаря активистам действует совет ветеранов Военно-морского флота. Есть традиции собираться вместе в День моряка-подводника и в День ВМФ, который празднуется в последнее воскресенье июля. И своих мы узнаем не только по бескозырке. Служившие в морфлоте – люди особой породы».